История одной любви

Когда люди становятся даэвами, жизнь резко изменяется. Жизнь перестает представлять ценность, ибо то, что нельзя потерять, ценности не имеет. Наше проклятие и наше счастье именно в вечной жизни. Но для того, о ком я хочу поведать вам, бессмертие было нестерпимой мукой…

Ярий был чуть смелее и красивее любого даэва, он всегда летал немного выше других, крылья его были едва белее, а взгляд чуточку умнее. Именно все эти «едва» и «чуть заметно» делали его неотразимым. В бою, пребывая в безумной ярости берсерка, он рубил и убивал, в таверне пил без меры и рассказывал истории, иногда кристально правдивые, иногда немного приукрашенные. Красноречив был Ярий, красив и обаятелен. Юные даэвы сходили по нему с ума. А он знай все развлекался. И не было ему дела до вздохов, доносившихся ему вслед, до томных взглядов из-под ресниц, до кокетливых улыбок. Он брал от жизни все, что ему было нужно и иногда даже чуточку больше. Вот таков был наш герой когда-то. Любимец женщин и судьбы, не иначе.

По долгу службы повидал он множество стран. Да таких стран, что мы с вами, братья-легионеры, и во снах-то не видали. Меч его столько раз вырывался из ножен, что нам с вами и не представить, а кровь омывала землю по его желанию бесчисленное количество раз.

Пару столетий назад забросила его судьбинушка в деревеньку малую. Так мала была та деревенька, что стоит зайти за ближайший холм, а ее уж и не видать вовсе. Не знаю, осталось ли от нее что сейчас… Пара гнилых бревен, да старый колодец, вот наверно и все, что напоминает о деревеньке сейчас. Ну а тогда жило там три семьи. Пахали свои небольшие наделы, выращивали хомбель на продажу, да детей рожали. Само собой, деревня была не даэвов, а человеческая. Какой же это даев согласится жить вдали от боев, да от славы и роскоши? Ясное дело, что никакой. Только люди находят удовольствие от копания в земле. И ведь живут от силы лет 80, а тратят свой годы на такие непристойности, как пахота, да посевы! Ну да это их дело, не наше, не белоперое.

Так вот занесло по службе воина Ярия в ту местность. Вошел он в деревню гордо, не снимая шлема и ни с кем не здороваясь, постучал в первую избу. Дайте-ка мне припомнить… Ну да, точнехонько после обеда вошел он в деревню. Три точных, подобных раскатам грома, удара в дверь. Юная девушка открыла ему. Взглянула из-под длинных черных ресниц вопросительно, а Ярий так и обмер. Рот открыл, звука вымолвить не может. А девушка стоит да смотрит, спокойно так и чуть заинтересовано. Ярий худо-бедно взял себя в руки, представился по всей форме, как полагается, мол, Ярий из легиона Телемаха, разрешите, мол, переночевать. Девонька наша лишь робко кивнула, а у самой чертики веселые в серых глазах так и скачут, так и резвятся.

Прошел день, два, третий миновал, а Ярий все живет в той деревне. Родители девоньки-красавицы уж и намекать ему принялись, мол, не пора бы ему по свой делам даэвовским отправляться. А Ярий все придумывает отговорки, да порой нелепицы сочиняет, все ради того, чтобы с красавицей неприступной еще хоть денек рядышком за столом посидеть обеденным.

Деву ту звали Литией. И внимания лишнего она себе к даэву не позволяла. И дышала при нем ровно, а в глаза так и вовсе не смотрела. Будто бы и дела нет ей до белоперого красавца. А сама по ночам в кровати возилась, все ей казалось, что не спит он и сквозь темень кромешную на нее поглядывает.

Минул месяц. Ярий уж и отговорки придумывать перестал. Да и родители девы прекрасной смирились и приняли его. Работать- то даэв, конечно, не работал, зато от всяких лесных напастей деревеньку защищал. Никто с ним лишний раз не заговаривал, но уважали все, хоть и сторонились порой. А с Литией он так до сих пор и словом не обмолвился, все только взгляды в ее сторону мечет, а она и в ус не дует, будто и нет рядом красавца статного. Да оно и понятно. Что смертной крестьянке делать рядом с даэвом воином. Сморщится, состарится, да рассыплется в прах, а даэв будет все также красен, да молод. Но сердцу-то ведь не объяснишь! Сердце-то ведь оно такое, глухое к разуму, да доводам логичным. И полюбила девушка человеческая Ярия так, как не в любой сказке описано! Стали они встречаться на озере, что до сих пор озером Клионе зовут. Он выходил ранехонько утром, пробирался через камыш и хуксию, хоронился на маленьком островке посреди озера и ждал. Часами мог сидеть он в тех зарослях и ждать свою сероокую Литию. А Лития приходила всегда. Через час или два ее шаги и шорох травы настигали слух Ярия, и сердце его в такие моменты подпрыгивало и трепыхалось, как птичка в руках птицелова. Они подолгу сидели в траве, никто с берега не мог их увидеть. Держались за руки, говорили или просто молчали и смотрели на небо. Она говорила, что мечтает о крыльях, о вечной жизни. А он - что в грезах его лишь одна она, и если было бы возможно, бессмертие свое он променял бы на жизнь с ней в этой деревне. Лития смеялась, грызла травинку и все мечтала, мечтала о крыльях…

Ровнеханько через год в деревню вошел шиго с огромным мешком за плечами. Шерстка его в пыли была была от длинной дороги. Детишки окружили зверька, гладили, трогали длинный пушистых хвост, а шиго только бурчал что-то недовольно, но хвоста не отводил. Пришел он, чтобы передать Ярию известие о том, что легат Телемах ждет его, что новая война на пороге, что Асмодея встрепенулась и поднялась с новое силой. Закручинился Ярий. И Лития притихла.

Той же ночью Ярий выкрал Литию, подмешав ей в напиток сонной травы. Раскрыл крылья и вознесся ввысь. Кто-то из деревенских увидал его, а потом долго рассказывал, что Лития умерла, а ангел тут же ее тело подхватил на руки и на небеса унес…

Никто больше не видел славного воина Ярия, а в деревню Лития так и не вернулась. Сейчас она уже не мечтает о крыльях и бессмертии, сейчас она мечтает о нем. Но его больше нет, ибо свой дар даэва он передал ей, а сам пропал на веки вечные во тьме…

Помню, помню все, как вчера. А ведь прошло лет 200, не меньше. И крылья носить тяжело, спину гнут. И сердце мое биться измучалось, а все живу и помню о нем, о моем Ярии…

Вот такая вот история, братья и сестры. Вот такие вот муки! Выпьем-ка за жизнь нашу вечную, за ратные подвиги… и за любовь, пожалуй, тоже выпьем!